Объявление[...]Триста гр. сыра «Рокфор». Недорого.
Белобрюх.[...]
Разбирается в деликатесах и имеет возможность их добыть. Возможно, имеет постоянный контакт с родителями и хорошее денежное довольствие. Плюс ещё десятки вариантов получения дорогого сыра.
Возможно, творчески подошёл к необходимости продать обычный заплесневелый сыр.
Совсем идиотская идея: кустарное производство сыра сомнительного качества.
Уборка[...]Опрокидывают ведро с мыльной водой. Лязг, хлюп, и пенные реки растекаются по полу. Для меня — зеленые. Для остальных — наверное, серые. Не успевшие удрать сгрудились на подоконниках и с ужасом таращатся.
Второе ведро. Реки получают подкрепление, и на полу уже озеро. Я бы, правда, в нем плавать не стал. Одни плевки чего стоят, хотя их как раз не видать, слились с мыльной пеной. Зато окурки и всякая недогрызенная дрянь на плаву неприятно меняет очертания.
— Лодку бы сюда, — пищит с подоконника Белобрюх, опасно свешиваясь. — Поплавать-поплавать! Лодку и весла!
Кто-то скидывает его вниз, и общей мокрости становится больше на одного Крысенка.
Микроб и Мартышка с кислыми рожами гонят перед собой две швабры с нанизанными тряпками. Брызги, конечно, летят, и они с ужасом глядят на свои блестящие сапожки, как будто весь месяц не ходили по всему этому же самому, только без воды. Швабры доезжают до стен, разворачиваются и едут обратно. Размазывание грязи, если честно. Проку почти никакого, но если хотя бы этого иногда не делать, страшно думать, что со всеми нами станет.
Габи, Ехидна и Спирохета топчутся в дверях, одетые якобы для уборки. Ехидна даже держит щетку. Двумя коготками. Как букет орхидей.
Осматриваю спальню. Почти пусто, если не считать зрителей. Все, что можно было утащить, утащили. Хватаю дрейфующий поблизости спальник и волоку его в ванную. Он извергает потоки воды, и девы с визгом разбегаются. Еще бы им не разбежаться. Это общий трахальный мешок, что у него внутри творится, лучше не представлять. Я в него и под дулом пистолета бы не полез.
Опускаю текучее чудовище в ванну, отвинчиваю оба крана и дергаю змейку. Ее, естественно, заклинило. Дергаю сильнее. «Ложись и сдохни на месте» это называется. Оставляю мешок истекать кровью и побыстрее сматываюсь.
В спальне мини-митинг посреди обмелевшего озера. Оплакивают исчезновение заветного мешка. «Где мы теперь будем сношаться, братья и сестры?» Глядят не то чтобы дружелюбно.
«Ты его выкинул! Как же ж мы теперь?»
Белобрюх полощет в ведре свои кеды. Ему мешок абсолютно неинтересен.
— Ну, так мы твой возьмем, — говорит Гибрид деловито. — Твой еще просторнее. Потому что старый ведь ты намочил. И теперь он нескоро высохнет.
Я показываю ему, как, где и при каких обстоятельствах он дотронется до моего спальника.
— Ну, так я тебя порежу на фиг! — вопит Гибрид. — Ночью порежу, как колбасу, вот прямо сегодня, слыхал ты?
Я от него и не такое слыхал, а режет он только стены и мебель, так что на его вопли давно никто не реагирует.
— Уборка что-то стоит, — говорю я.
Гибрид роется в карманах с несчастным видом. Опять потерял бритву, надо думать. Вечная история.
Логи с ненавистью выжимают тряпки. Полуголый Викинг драит стол, поплевывая на него за неимением других моющих средств.
Закрываю глаза, и…
Видение. Эта же спальня, но чистая, как в первый день, что мы сюда вошли. Белоснежные стены, сверкающие оконные стекла. Никаких мешков, никаких Крыс… даже ни одного плеера. Могильник, одним словом. Родное, любимое место. Только без Пауков.
Встряхиваюсь, хватаю свободную швабру и бегу в дальний угол. Тру и тру, пока в глазах не темнеет. На полу появляется небольшое светлое пятно, и только. А спина уже воет, протестуя. Приходится сесть на пол.
Подшлепывает Белобрюх, весь из себя такой милый ребенок.
— Тебе помочь? Можно?
— Давай, — хриплю. — Помогай. А то что-то не видно результатов.
— В этом вот месте немножечко видно, — уверяет он меня и берется за швабру. Сам не намного толще, чем ее черенок.
Я гляжу, как он старается, потом на Логов, которые делают вид, что стараются тоже, потом на проплывающий мимо презерватив. Кто-то долил еще воды, хотя сказано было, что больше двух ведер нельзя, может просочиться на первый. Ладно бы они еще все сразу сушили, а то только гоняют воду от стенки к стенке.
И кто-то опять сожрал алоэ. Подарок Стервятника. Один корешок торчит. Беру горшок, рассматриваю, и Гибрид сразу начинает чистить ногти, фальшиво насвистывая. Мало я встречал в своей жизни людей, которые жрут все подряд и только здоровеют. Один из них — Гибрид. Подозреваю, что по ночам он и нас обгладывает потихоньку, так, что мы не замечаем. Уж зубную-то пасту точно истребляет он. Больше некому.[...]
Тонкий голос.
Уборку начинают другие, Белобрюх поначалу отсиживается, приступает в буквальном смысле после толчка извне.
Не проявляет интереса к судьбе мешка. Вероятно, нет контакта с девушками.
Отзывчив. Старается и утешить, и помочь делом. Не симулянт, действительно, хоть и без особых достижений, старается при уборке.
[...]Заглядываю по пути в Крысятник. Лучше б я этого не делал. Совсем позабыл про уборку, а она вот она, вернее, ее следы. Вся спальня в мокрой слякоти, и мусор там же, где был, только подмокший, то есть еще противнее. Ящик-стол посредине, кверху дном, влипший во все вышеупомянутое, и в целом пахнет почему-то блевотиной, хотя блевалось вовсе не тут.
Крыс ни одной не видать, только Белобрюх, насвистывая, вымывает на полу губкой участок размером с футбольный мяч. На этом пятачке даже просматривается паркет.
— Молодец, — говорю, чтобы поощрить такое старание, но тут же понимаю, что он в наушниках и ни хрена не слышит.
Чего ради, спрашивается, я затеял эту уборку? Ясно же было, что от них один вред.[...]
Опять же, в день уборки действительно занимается уборкой. Не склонен бросать дело, даже монотонное и бессмысленное. Не нуждается в обязательной компании.
Ральф[...]Круглолицый лопоухий мальчик в черной майке с черепом и скрещенными костями, не спеша, вперевалочку отошел от двери. Ральф прикрыл ее.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он шепотом.
— Подслушиваю, — честно ответил паренек. — Я знаю, что это нехорошо, — добавил он, не дожидаясь реакции Ральфа.
Ральф потер веки кончиками пальцев.
— Тогда зачем ты этим занимаешься?
— Иногда любопытство пересиливает моральные принципы, — признался мальчик. — С вами такого не случалось?
Ральф прислонился к двери.
— Уйди, — попросил он. — Скройся с глаз.
Белобрюх понимающе кивнул и попятился.
— Нет, ну какова наглость! — пробормотал Ральф, направляясь к лестнице. — А ведь даже не Лог!
На самом деле он был только рад. Встреча с наглым, но симпатичным Белобрюхом заслонила образ неподвижно сидящего в учительской манекена. Пугающий, в чем он пока не был готов себе признаться.[...]
Детали: чёрная майка с черепом, походка вперевалку (всегда или в этом случае?).
Любопытен. Искренен с воспитателем, не пытается скрыть неблаговидный поступок или делать виноватый вид. Обаятелен.
Курильщик[...]Ко мне подходит Крысенок Белобрюх и, стесняясь, просит написать о нем в «той своей тетрадке».
— Зачем? — удивляюсь я.
— Чтоб я там тоже был.
Смотрит умоляюще, щеки вымазаны шоколадом, сам как будто лет на пять младше, чем все здешние.
— Слушай, а вообще-то сколько тебе лет? — спрашиваю я его.
— Шестнадцать, — говорит Белобрюх, сразу мрачнея. — Ну и что?
— Зачем тебе нужно быть в моем дневнике? Только честно.
— Это мой первый круг, — признается он убитым тоном. — Я должен фиксироваться, где только смогу, а не то вылечу.
— Куда? — я уже почти завываю. — Куда ты вылетишь?!
Белобрюх глядит на меня с ужасом и пятится. Я еду на него, а он, видно, не понимает, что только для того, чтобы извиниться, потому что разворачивается и улепетывает со всех ног, не оглядываясь, и никакие мои «постой!» и «эй!» на него не действуют.
Сфинкс говорит, что если я буду пугать малолеток, он надает мне по шее.
«Это он меня напугал, а не я его».[...]
Малолетка, выглядит младше своего возраста, явно больная тема.
Много искренних эмоций.
В каждом втором упоминании Белобрюха есть указание на еду.
Неопрятный сладкоежка.
Не будучи Прыгуном и Ходоком, по крайней мере, частично знает о второй стороне дома и о кругах.
Старается зафиксироваться — возможно, часто пишет/рисует на стенах.
Бесполезные цитаты про НС[...]Стервятник пришел с Драконом, Ангелом, Красавицей и Конем. Рыжий — с Викингом, Мертвецом, Зеброй и Белобрюхом.[...]
[...]Я не прополз и двух шагов ходячего и угодил в тарелку с остатками бутербродов, стукнулся головой о ножку кровати и зашиб Белобрюха, который как раз с этой кровати слез.[...]